Глеб Печенкин ведет семинар в Галерее "Соборная"

Не многие вспомнили в праздничные дни июля, что 1025-летие Крещения Руси – это, среди прочего, юбилей знаменного распева, который родился на нашей земле в результате знакомства с греческой христианской культурой и оставался нашим церковным пением на протяжении 8 – 9 веков, а местами и дольше. Сегодня знаменный распев в Украине пребывает практически в забвении, но какие-то усилия по его возрождению все же предпринимаются. Так, на празднование в Киев приезжал один из ведущих московских специалистов по знаменному пению – Глеб Печенкин, головщик, председатель оргкомитета Практических съездов любителей древнерусского пения, руководитель Общества святителя Иова. Все пришедшие на его  мастер-класс в Галерее «Соборная», неожиданно для себя самих, запели стихиры по древнейшей беспометной крюковой нотации, которая считается вообще не поддающейся расшифровке. Вместе с другими певчими из Москвы и участниками Киевской студии знаменного пения,  Глеб Борисович пел на нескольких богослужениях: в Лавре («Афганский» храм Воскресения Христова^[1]) и в храме Свт. Луки Крымского (в 12-й больнице). Хотя для прихожан эти древнерусские службы были сюрпризом, они приняли их очень тепло. Мы не удержались задать видному теоретику и практику знаменного распева несколько наболевших вопросов. 

–  Глеб Борисович, что заставило Вас, получив академическое музыкальное образование и профессию композитора, обратиться к изучению такой далекой от консерватории сферы, как знаменный распев? Возможно, сыграли роль и какие-то личные встречи?

Обмен опытом между знаменными певчими Москвы и Киева

– Я думаю, нам лучше всего говорить о промысле Божием. Для меня самого до сих пор загадка, почему именно меня Господь призвал для служения в Церкви через пение и содействия возрождению в богослужении мелодического порядка. Ведь именно знаменное пение, знаменный распев является нашим национальным богослужебным пением, певческим воплощением церковного устава. В те далекие уже от нас годы уходящей советской эпохи, на заре потепления отношения к православию, мне, учащемуся Московского хорового училища, посчастливилось столкнуться с древнерусской певческой культурой, этой «затонувшей Атлантидой», по меткому выражению одного современного «знаменного»  энтузиаста и публициста. Я до сих пор удивляюсь смелости нашего покойного художественного руководителя, который дал нотные расшифровки знаменного распева сначала для практической работы студентов с хором, а затем включил их в концертную программу «антология русского церковного пения». Столкновение с древнерусскими распевами произвело на меня неизгладимое впечатление: я пришел в православный храм, принял крещение, может даже где-то неосознанно. Стал сначала петь на клиросе, затем управлять пением. И делал выводы, сравнивал современное многоголосное пение и древнерусское одноголосное, которое даже пробовал петь за богослужением; это уже было в начале 90-х годов. В эти же студенческие консерваторские годы началась борьба между музыкантом с классическим образованием и распевщиком, между выступлением и служением, «чтущий да разумеет».

На семинаре можно было приобрести книги Г. Печенкина по знаменному пению

Эта борьба закончилась моим более серьезным отношением к Церкви, богослужению и отходом от светских музыкальных занятий, которые, как показывает практика, мешают молитве, истинному богослужебному пению. Возникла идея полной практики знаменного пения, как мелодической системы, а не единицы репертуара современного церковного хора. Часто сами обстоятельства подталкивали к использованию древнерусского пения за богослужением. Тогда же родилась идея создания певческой школы для отроков, воплотившаяся в 1995 году. В те годы большая часть немногочисленных практиков знаменного пения в РПЦ, как мне представляется, шла наощупь, как и я сам, методом проб и ошибок. Вопросов было много, а ответить на них было практически некому, и любая литература была на вес золота.

Из людей, промыслом Божиим бывших в те годы на моем пути, хотелось бы вспомнить одного знакомого священника, подарившего мне комплект синодальных певческих изданий на квадратной ноте. Эти тома я стал изучать и часть песнопений использовать на «знаменных»  службах. Другой же священник, ныне покойный протоиерей Борис Николаев, в личной беседе убедил меня в том, что изучение знаменного пения по квадратным нотам неполноценно, необходимо знание и использование крюковой нотации.

Для меня также остается загадкой, почему среди известных мне выпускников музыкальных учебных заведений практически никто (за редчайшим исключением) не занимается изучением и практикой древнерусского пения.

– Помимо древнерусской крюковой нотации, Вы знакомы и с византийскими невмами. Как Вы относитесь к многообразию древних распевов и к множественности традиций внутри самого древнерусского пения?

​ Участники семинара

–  К многообразию древних распевов отношусь положительно, если они используются как система, а не как отдельные концертные номера. Т.е., если на приходе, в монастыре, на конкретном клиросе или богослужении употребляется, например, византийское пение, то оно должно быть использовано полностью, а не фрагментами. Пение в любом случае не должно отвлекать, но собирать ум к внимательной молитве и восприятию церковного текста, который и должен трогать сердце. Т.е. к молитве нас должно побуждать слово Божие, а не напев или голос певца. Но сейчас это очень сложно, непривычно, приходится ломать многие стереотипы.

Что касается многообразия самих исполнительских традиций и направлений внутри современного знаменного пения в тех вариантах, в которых оно дожило до наших дней, то, как мне думается, в настоящее время не стоит ничего абсолютизировать. Исследуя старообрядческое пение, мы можем наблюдать, на сколько порою противоположных направлений могла расслоиться дореформенная певческая культура. Формирующую роль здесь могли играть различные условия: политические, географические, культурные. Говоря о практической стороне знаменного пения, удобно проводить параллели с устройством языка, как средства общения. Наверное, в каждом языке есть нормы, есть культурная речь, есть просторечие, диалекты, жаргон и вульгаризмы. Вероятно, в знаменном пении дореформенного периода тоже существовали понятия нормы, культуры и «живой речи» . По старообрядческим традициям однозначно судить о дореформенной певческой культуре невозможно, хотя бы по указанной выше причине расслоения, наблюдаемого за последние столетия. Каковым же должен быть эталон знаменного пения нам, людям ХХІ века, зачастую смотрящим на культуру ушедших веков современным взглядом, не следовало бы решать такой вопрос однозначно, что, к сожалению, нередко наблюдается среди «знаменщиков» . Особенно, если речь идет о крайностях, типа академической или фольклорных манер пения. Думаю, что оптимальный путь – ориентир на дожившие до нас культуры, с выжимкой всего самого лучшего и полезного, плюс учет условий, в которых совершается практика знаменного пения. Наверное, еще стоит добавить некую «окультуренность»  пения, необходимую для практики в городских условиях.

Хор древнего знаменного распева из Москвы

В наличии разных направлений среди современных практиков знаменного пения в РПЦ тоже пока ничего худого нет. Пусть само время покажет, какие из направлений приживутся, получат распространение, найдут последователей. За время своего изучения и практики знаменного распева я неоднократно что-то пересматривал, менял, редактировал. Не знаю, к сожалению или к счастью, такой путь вечного поиска неизбежен для певца, не воспитывавшегося «в традиции». Но он имеет и свои плюсы, когда можно, например, беспристрастно сравнивать различные направления и выявлять их негативные стороны.

Другой вопрос, чтобы правильно использовать знаменное пение, необходимы базовые исторические знания, практические навыки, знания рукописей, старообрядческих традиций. Плюс необходимо отличать знаменный и столповой распев, как основу древнерусского богослужебного пения, от других древнерусских распевов, предназначенных для особых торжественных ситуаций, как большой знаменный, демественный, путевой, а также строчное пение. А также нужно различать древние распевы от современных стилизаций, получающих по незнанию небывалое распространение у любителей знаменного пения.

С этой целью необходимо проводить различные мероприятия, типа лекций, семинаров, съездов, а также открывать школы и курсы, что сейчас отчасти совершается.

–  Среди историков знаменного распева одни считают, что он ничуть не изменился на протяжении веков, а другие, напротив, уверены, что мы безнадежно оторваны от древней традиции. Каков Ваш взгляд на эволюцию древнерусского пения?

Литургия в Афганском храме Лавры

–  Вопрос сложный, скорее касается научных исследований. Если проводить параллели распева с языком, то современный церковнославянский язык отличается от варианта XV-XVI вв., и уж тем более от варианта XI-XII вв. Относительно произношения вообще лучше умолчать: современное чтение даже по всем правилам не будет соответствовать древнему произношению церковнославянского языка. Об этом можно судить хотя бы по некоторым буквам, не употребляющимся ныне в современных богослужебных книгах, по разнице в грамматике. (Я не касаюсь здесь проблем различных вариантов перевода на церковнославянский язык.)

Думаю, также можно говорить и о знаменном пении. Нам важна не сама древность или соответствие ей, а церковная традиция – певческие книги со знаменным распевом, поддающиеся прочтению, и живое предание в звуках, дожившее до нас через носителей традиции. Пение последних активно фиксировали посредством звукозаписи последние 2-3 десятилетия. И этим достоянием не следует пренеберегать. Наверное (прибегну опять к языковому сравнению), чтобы иметь представления о каком-нибудь древнем мертвом языке, нужно изучить сохранившиеся его языки-потомки.

– Сегодня многие верующие предпочитают уважать древние церковные распевы на расстоянии, считая, что они не совместимы с напряженным ритмом нашей жизни. Зачем, по Вашему, знаменное пение современному человеку?

В службах участвовали несколько московских и киевских знаменных хоров ​

– Зачем знаменное пение современному человеку? Хороший вопрос. Но давайте попробуем его поставить по-другому: а может быть Господь попустил войти в литургическую жизнь Церкви чуждой богослужению мелодической системе, чтобы мы научились сравнивать и выбирать полезное? Я думаю, что каждый, кто приходит в храм за словом Божиим, для молитвы, покаяния, услышав знаменное пение в качественном исполнении, сможет сравнить его с эмоциональным, живописующим (а не иконописующим), услаждающим слух многоголосным пением, сделать выводы и выбор. Для этого нужно больше храмов, где бы знаменное пение использовалось бы как целостная система. Чего искренне желаю и вашим монастырям и приходам.

Другой вопрос – напряженный ритм жизни современного человека. Но он адресован скорее не к самим древнерусским распевам, а к мере выполнения богослужебного устава. К этому стоит добавить совет к разумному использованию знаменного пения в несложных формах. Понятно, что если мы все самогласные стихиры станем исполнять столповым распевом, то продолжительность богослужения сильно увеличится. А напевы «Херувимской»  или причастного стиха сами по себе протяженные, они должны занять определенное литургическое время.

Знаменное пение – не предмет археологии, а живой мелодический язык Церкви. Другое дело, что надо научиться на нем говорить и его понимать. Ведь церковнославянский язык тоже сначала не всем понятен. Но он является важнейшим средством для православной молитвы славянских народов. Знаменное пение развивалось в течении семи веков, против современного многоголосного, имеющего только трехсотлетнюю историю. Знаменное пение иконописующее, оно освящено многовековым литургическим опытом Церкви. Афонские греческие монахи, сохраняющие древние певческие традиции, сетуют, что в России за богослужением вместо богослужебного пения часто звучит музыка, приличная скорее для театра.

В 1025-летний юбилей Крещения Руси нелишним будет вспомнить, какой была изначальная церковнопевческая культура, для чего предназначено церковное пение, в какое время произошла подмена духовного душевным. Из истории полезно извлекать опыт.

Беседовала Дарья Морозова

Фото – Дарья Морозова и Дарья Кривошея